Дело в шляпе - Андрей Расторгуев

Вздыхаю и негромко тарабаню костяшками пальцев, отстукивая произвольный ритм. Сардак его знает, какой здесь условный сигнал. Мой «маячок» предназначен лишь для того, чтобы вынудить любопытную Анжи отпереть засов.

Голоса резко смолкают. Несколько долгих мгновений прислушиваюсь к полной тишине. И вдруг прямо напротив уха раздаётся:

– Кто там?!

Давненько не слышал эту полукровку, но узнал сразу. Анжи стала осторожней – кому ни попадя, не открывает.

– Это мы! – бормочу возле дверного косяка, придавая голосу шутливый тон. Пусть думает, что какой-то старый приятель резвится.

– Кто «мы»? – спрашивает игриво.

Ага, купилась. Что бы такое придумать? Кем назваться? Ничего путного не лезет в голову. А время-то бежит. Ещё немного, и молчание станет подозрительно долгим.

– Шакалы! – приходится ляпнуть первое, что вертелось на языке.

– Мгм? – это Тютя сзади не выдержал, сражённый наповал моей откровенной наглостью.

Дело в том, что «шакалами» нас, тёмных стражников, называют между собою те, кого мы обычно ловим. Тоже мне, придумали оскорбление. Ха! Если хотите знать, я полностью с ними согласен. Да, я шакал. Падальщик, избавляющий лес от вонючей тухлятины. Это моя работа. И пусть падаль боится вылезать из нор, потому что я найду её и всенепременно съем. Понятно?

Короче, мой ответ, вроде как, выдал нас, причём с потрохами. С тем же успехом я мог бы сразу представиться тёмной стражей Его Величества и во всеуслышание потребовать: «Именем короля вы арестованы! Выходите по одному с поднятыми руками!»

– На кой вы мне сдались? – полукровка хихикает, принимая всё за шутку.

Фуух, отлично! Продолжаем в том же духе:

– А ты, красавица, дверку открой. Всё и узна…

Не успеваю договорить, как лязгает замок. Перед моим взором предстаёт несравненная Анжи, нисколько не изменившаяся со дня нашей последней встречи. Хороша сардачка, что ни говори!

Она загадочно улыбается, заинтригованная вопросом, что за милый шутник забрёл к ней посреди ночи. А тут я весь такой красивый, в своей неизменно чёрной униформе, а за мной… Ну, вы знаете.

Улыбка медленно сползает с милого личика, глаза принимают форму плошек. О, тоже узнала. Польщён.

А я что? Я ничего. Святую правду сказал, между прочим, ничуть не покривив душой. Какие ко мне претензии?

– Привет, Анжи, – нежно мурлычу, проскальзывая мимо остолбеневшей полукровки, и спешу в комнату, пока хозяйка не пришла в себя и не завопила гостям, чтобы сматывались.

В комнате дым коромыслом. Душно. В нагретом воздухе витает стойкий «аромат» копоти, алкоголя, еды и немытых тел. По лавкам в расслабленных позах сидят четыре подозрительных типа. Рожи красные, глаза пьяно поблёскивают отражённым светом висящей у потолка масляной лампы. С любопытством посмотрев на меня, все так и замирают, не рискуя пошевелиться. Впрочем, один, самый молодой, явно не имел чести знать воочию тёмного стражника Порка. Но глядя на странное поведение своих товарищей, тоже предпочёл не делать резких движений. Вот и молодец.

Раз так, не считаю нужным засвечивать жетон. Достаточно раздвинуть плащ, чтобы выставить напоказ ряд метательных ножей в портупее. Не скажу с уверенностью, но кое-кто из присутствующих вполне мог быть знаком с моими ножичками. Многим эти перья оставили шрамы пониже спины, коими не очень-то похвастаешь в приличном обществе. Да, такой вот я ленивый. Не люблю, знаете ли, бегать. Потому и таскаю повсюду этот маленький арсенальчик. Слегка тяжеловат, конечно, зато есть, что послать вдогонку тем, кто необдуманно бросится наутёк. Без ложной скромности скажу – ещё никому не удавалось от меня улизнуть.

– Чем обязаны, Порк? – вопрошает из дальнего угла субъект с наглой харей.

Приглядываюсь и узнаю Бурого. Когда-то давным-давно он сколотил банду, которая грабила торговые караваны в окрестностях столицы. Надо же, сколько лет, сколько зим…

Стоп, ему ж ещё годков шесть на каторге загибаться, если не ошибаюсь.

– Бурый? Ты что, сбежал?

– Обижаешь, начальник. Освободился подчистую, спасибо Его Величеству за Помик.

«Помиком» у жуликов принято называть Указ о помиловании. По нему заключённых выпускают из тюрем, выпинывают с каторги, а иногда и отменяют казни. Наш сердобольный король просто помешан на издании подобных Указов. Шлёпает их штук по десять в год по всякому поводу. То в ознаменование освобождения какого-нибудь города от гнёта тёмных сил, то в связи с праздником урожая, то в честь всемирного дня борьбы с прожорливой саранчой или дня рождения любимой собачки. Зачем, спрашивается, создавал тёмную стражу, если отпускает преступников? Чтобы мы не бездельничали? Вообще-то я и так без работы не сижу. Бандитов на воле всегда предостаточно. Ловить, не переловить. А тут ещё за этими по второму кругу бегай. На кой сардак мне лишняя головная боль?

– Это вы Червонца приголубили в квартале отсюда? – сразу беру быка за рога.

– Ты чё, начальник, не мы это. Чужого жмура на нас не вешай.

– Тогда скажите кто, и гуляйте лесом.

Нисколько не сомневаюсь, что им всё известно – и кто убил, и за что, и где преступника искать. Но не скажут ведь. Да я, собственно, и не рассчитываю. Спросил просто так, для проформы, чтобы светскую беседу поддержать. Мне ведь повод нужен, чтобы упечь этот сброд за решётку.

– Эээ, Порк, не по понятиям базаришь, – подтверждая мои мысли, возмущается Бурый. – Мы корешей не сдаём. Да и не знаем ничё. Какой с нас спрос?

– Я твоего мнения не спрашивал. Если мне понадобятся ваши понятия, то лишь затем, чтобы подтереться.

Молоденький бандит, не выдержав, подрывается с места и пробует достать меня ножом. Ну и воспитание у нынешней молодёжи. Чуть что, сразу за ножи. Сидел бы себе тихо, глядишь, остался бы цел.

Из-за спины вылетает массивная туша Тюти, чудом не сбив меня с ног. Дикий вепрь, несущийся в безумную атаку на охотника, чтобы защитить свой выводок. В подставленную им широкую ладонь со всего маху влипает лицо несдержанного бандита. Тот словно в стену врубился. Голова откидывается, а ноги взмывают вверх. Буйный молодчик с грохотом падает на спину, теряя нож. Ещё и затылком смачно приложился. Двойное сотрясение обеспечено.

Подняв парня за воротник, Тютя водружает пребывающее в прострации тело снова на лавку. Я подбираю нож, втыкаю в стол между кувшинами с вином и обглоданными костями. Только теперь вижу, что у пострадавшего идёт носом кровь. Сам виноват, нечего бодаться с моим помощником. У него ладонь побольше иной головы будет. К тому же твёрдая, что камень.

Обвожу взглядом притихшую четвёрку. Если кто и хотел рыпнуться, печальный опыт предшественника погубил это желание на корню.

– Перья на стол, – говорю спокойно, заранее зная, где, у кого и что припрятано. Есть у меня такая способность, я же тёмный как-никак.

Они об этом знают, потому выкладывают всё, что есть. Рядом с торчащим в столешнице ножом вырастает небольшая горка железа. Накрываю её своей шляпой. Не дай бог кто к ней притронется, наказания не избежать. Ведь это не просто головной убор, а часть экипировки тёмного стражника, вещь неприкосновенная.

– Тютя, – поворачиваюсь к помощнику. – Всех четверых в городскую тюрьму. Скажешь, чтобы рассадили по разным камерам.

– За чё, Порк? – возмущается Бурый. Cлабенько так возмущается, безо всякой надежды. – Мы же ничё не сделали.

– Вот именно. Вы не назвали убийцу.

– Да этот Червонец… Он ведь сам душегуб, каких поискать. По нему давно верёвка плачет. Тот, кто его пришил, вам же одолжение сделал…

– Нам одолжений не надо, – прерываю его тираду. – И за верёвку делать её работу никому не позволено. Она же, бедная, теперь на слёзы изойдёт, узнав, что вздёрнуть Червонца ей не светит. Может, вас предложить вместо покойничка, чтобы не рыдала понапрасну? А то вдруг убийца так и не сыщется. Ладно, уводи их, Тютя.

Но мой помощник отчего-то хмурится и не сходит с места.

– В чём дело? – спрашиваю.

– Бумага нужна, – бормочет недовольно. Что-то новенькое. Не замечал раньше за своим подчинённым столь ярого соблюдения канцелярских порядков. – Прошлый раз, когда ты гоблина изловил и велел в тюрягу свести, начальник тамошний от ворот поворот мне дал. Почему это, говорит, господин Порк не соизволил сопроводительный тугомент составить. Так и не пустил, выкормыш сардака. Пришлось гоблина во дворе сторожить.

Кошмар! Тютя целую речь толкнул. Похоже, сегодня в лесу кто-то сдохнет. Причём крупнорогатый, да ещё и со всем стадом в придачу. Как бы не пришлось помощника менять. Жаль. Привык, знаете ли, к его молчанию, а тут в нём красноречие вдруг проснулось. Не порядок.

Хотя, он прав, что ни говори. Прекрасно помню тот случай с гоблином. Я же Тютю отправил и об этом благополучно забыл, зная, что помощник исполнит всё в точности. Представьте моё удивление, когда утром прихожу в тюрьму, чтобы засвидетельствовать своё почтение свежепойманному гоблину, и вижу его не в камере на цепи, а связанным во дворе. И рядом Тютя сидит, носом клюёт. Всю ночь не спал бедолага.